* * *

Nov. 18th, 2010 06:59 pm
lllytnik: (esher)


Они живут в трехкомнатной ленинградке,
их окна выходят на Питер и Ленинград.
Отец уходит на службу,
всегда к девяти утра,
хотя и без этого дома всего в достатке.
Она наливает ему холодного кваса.
Готовит супы, стирает,
поливает фиалки.
Близняшки Таня и Тоня играют в классы,
носятся по двору,
шумно делят скакалку.
Она улыбается:
большие совсем, а все ещё непоседы.
Сегодня приедет Дима, вчера он купил билет.
Должно быть, не помнит уже ни сестер, ни деда.
Не виделись с ним, ну надо же, десять лет!
Он сел в самолёт, они его встретят скоро,
многое нужно узнать, о многом поговорить...
Четвертая комната, для него,
проросла в конце коридора.
Та самая, из старой квартиры,
с видом на стройки
и пустыри.

* * *

Oct. 31st, 2010 04:01 am
lllytnik: (Default)
Она заходит,
обрушивается на сиденье:
грузная, неопрятная, пахнущая табаком и
почему-то лесными ягодами.
Целый день я
трясся в этом автобусе – уже практически в коме,
и тут она: лузгает семечки, напевает,
разглядывает
облупившийся лак на ногтях.
Чудовищно человечная, слишком живая.
Я нервно пялюсь в окно,
в окне мимо нас летят
деревни, солнечные поля, еловые чащи:
по правде сказать, довольно плохое кино.
Мне становится мутно и тошно, хватаю вещи,
сигналю водиле и выхожу.
Она выходит за мной.
Я спускаюсь с насыпи к полю.
Она спускается тоже.
С минуту смотрит, как над травой мотыльки снуют.
сбрасывает одежду, вещи, кажется, даже кожу,
как высохший кокон, ненужную чешую.
Оборачивается, подмигивает, мол, взгляни-ка,
идёт грациозная, плавная, как литая,
расправляет крылья, пахнущие земляникой,
и взлетает.
Я стою, моргаю - треснувший глупый голем,
выброшенный на берег кит.
Она парит и в бреющем полёте над полем
срывает ромашки и васильки.

* * *

Oct. 26th, 2010 01:25 am
lllytnik: (serov)
Муж у Мэри был лилипут.
Он приезжал к ней свататься
на полосатой кошке, дарил земляники букетик.
Не самый видный жених, но лет-то уже не двадцать.
Подруги все при мужьях,
при хозяйстве,
при детях.

Свадьбу сыграли тихо, родственников жениха
рассадили по книжным полкам и стульям детским.

Он много работал,
был ласков,
Мэри носила его на руках.
Это не метафора, не надейтесь.

Он ей показывал множество
невероятных вещей:
пляс кобольдов в дикой чаще,
потаенные двери.
Она готовила только из маленьких овощей:
щи из брюссельской капусты,
салат из томатов черри.

С детьми не сложилось, врач
что-то пел про набор хромосом.
Всё это похоже на драму.
Неправда.
На самом деле
это хорошая сказка
со счастливым концом.
Они прожили вместе всю жизнь и умерли в один день.

Даже в старости она была хороша,
красилась,
носила короткое.
Он, хотя и не вышел ростом, был совсем не из робких.
Их хоронили под старым дубом.
Его – в обувной коробке.
Её – в огромной обувной коробке.

* * *

Aug. 29th, 2010 01:30 am
lllytnik: (Default)
В парках рядами ровными ржавые кроны и
ржавые фонари с паучьими городами внутри.
Близится время памяти, живые и теплокровные
перебирают хлам, листают календари.

Директора, консультанты, банкиры и дипломаты,
собираются на важные встречи, гладят рубашки,
в последний момент, подумав, кладут в дипломаты:
кто тряпичного зайца, кто ракушку, кто пряжку.

Фотомодели, телеведущие, светские дамы
собирают наряды, как мандалы -- крупица к крупице.
Каждая надевает нечто, о чем не помнит годами:
каштан на шнурке, кольцо из пластмассы, перо неизвестной птицы.

Если спросить об этом, они краснеют и сердятся,
потом говорят: "Вы разве не знали? Это теперь модно".
Память слегка холодит сосуды и достигает сердца,
лица и голоса хранятся в шкатулке на дне комода.

* * *

Aug. 18th, 2010 02:16 am
lllytnik: (gogh)


Уловка

В тишине, в полусне
я пишу про снег,
блики луны на дне,
немоту камней,
про объятья корней,
пять лихих коней,
пляс луговых огней,
рокот горных недр,
прелесть дурных манер,
усмиренный гнев,
оголенный нерв.
Я пишу о весне,
о большой войне,
о лесах в огне...

Только бы не
о том,
как ты дорог мне.

* * *

Jul. 22nd, 2010 02:02 am
lllytnik: (Default)


Он сидит, пожевывает сигару, забросив ноги на стол.
Ты думаешь
"Где он набрался этих киношных штампов?
Зачем на нем эта шляпа и кожаное пальто?
Ведь мы же не в Штатах..."
Он что-то сигналит амбалам кивком коротким.
Страх поднимается медленно от живота до щек.
Вываливаешь на стол строки,
просишь сдвинуть сроки,
обещаешь, что достанешь ещё.

Он в сотый раз соглашается, тебя выводят из камеры,
выталкивают наружу, в спину нацелив пушку.
Ты бежишь, напеваешь, размахиваешь руками,
обнимаешь каждую встреченную старушку,
не обращаешь внимания на головную боль и на
слезы и кровь, текущие по лицу,
будто всю жизнь провёл в прокуренной бойлерной
и впервые вышел на улицу.

* * *

Jun. 27th, 2010 01:12 am
lllytnik: (Default)
Волонтёры находят их у помоек:
облезлыми, грязными,
с ожогами, переломами, язвами,
пятнами от чернил.
Сокрушаются "да за что же их?",
гладят по хребтам переплетов кожаных
и несут
в приют для бездомных книг.

Хозяин приюта три месяца щей не ел,
у него проблемы с деньгами и помещением,
в кармане - одни счета.
Он целыми днями чистит, шьёт и разглаживает,
если при этом бы шли продажи, но нет.
Не берут ни черта.
И писали в газету,
и рекламу давали уже -
никакого толку.
Но зато, когда он засыпает среди стеллажей,
книги тихо урчат на полках.
lllytnik: (Default)
На юге шумит ковыль, луга утопают в доннике,
на севере снег и сани, олени и рождество,
а в самом центре Москвы горят старинные домики,
воспламеняются сами, ни с того, ни с сего.

От них духота и жар, и улицы чахнут в копоти,
на небе не видно звезд от дыма и от огней.
Всё это, конечно, жаль. Ах, как хорошо и легко идти
по набережной в Гурзуфе, вот мы и идём по ней.

На пляже играют детки, и рыбки плывут вдоль молов.
Боль стихнет сама собой, когда принесут рассол,
когда засвистят креветки, усы показав из роллов,
и где-то за кольцевой труба заведёт вальсок.
lllytnik: (Default)
Ян

Ян снимает тесный пиджак - жара. Ян завязывает шнурок и идёт, торжественный, как жираф: властелин окрестных дворов, ободряющий встречных "выше нос!", прядь откидывающий со лба, похититель коктейльных вишенок, дрессировщик бездомных собак, ужас кошек, любимец тётушек, продающих холодный квас, обладатель рекордно больших ушей и немыслимо синих глаз.
Ян шагает мимо цветущих лип, белых статуй, клумб и колонн к старой иве с косами до земли и бугристым больным стволом. Под корнями ивы закопан клад в старой банке из-под конфет: череп крысы, бусина из стекла, костяной пожелтевший ферзь, ключ с резной бородкой, перо совы или, может быть, пустельги, деревянный рыцарь без головы и десяток помятых гильз. Ферзь - большая ценность, сосед вчера за него предлагал свечу. Бусину с восторгом возьмет сестра, может, станет добрей чуть-чуть. За перо и череп дают пинцет и пластмассовый автомат. Но сегодня у Яна другая цель - только ключ он кладет в карман.

Дверь ждала давно. Тридцать лет во сне, в тишине, в духоте, в пыли. Дверь пока молчит. Через пару дней запоют две её петли.
Нас учили страшиться чужих людей, злых микробов и вещих снов. Мы чертовски бдительны на воде, на пожаре и в казино. Мы седлаем ветер, изводим крыс, но забыли, как быть с дверьми... в полумрак чердачный, на гребни крыш, в небольшой человечий мир дверь глядит из савана паутин, взгляд её холоднее льда. Синеглазый мальчик уже в пути. Будет весело, как всегда.

* * *

May. 5th, 2010 02:24 pm
lllytnik: (pablo)
Много курю опять, это в сентябре-то,
внутренне сжавшись, пью свои двести грамм:
врач прописал мне водку.
И сигареты.
И задушевные разговоры по вечерам.
То есть, врачей было много.
Собрали кворум,
спорили,
слушали что-то в моей груди...

Мне непонятно, где добыть разговоры,
даже один.

* * *

Apr. 23rd, 2010 01:58 pm
lllytnik: (serov)


Бывает, просыпаешься поутру:
пафосный, хмурый, смотришь с тоской в окно.
Что бы сказал сейчас твой ушедший друг?
Не всё ли равно?
Ты заметил? Они давно сжимают кольцо.
Скоро, должно быть, уйдёшь к ним сам.
У меня в плеере полно мертвецов:
их музыка, их голоса.

Это не страшно, выдохни, оглянись.
Даже забавно, эдакая игра:
мертвые говорят из книжных страниц,
из старых телепрограмм.
Мертвые в каждом доме, в любой толпе,
На улицах, на плакатах, в старых газетах.
Я, например, не знаю, где я теперь,
Когда ты читаешь это.

.

Mar. 30th, 2010 03:14 pm
lllytnik: (pablo)
Задача криков в эфире -
слегка оживить народ,
а то ведь ползут,
как заспанные улитки.
"Вдохни огонь нашей ночи!"
"Узнай, что значит полёт!"
"Взгляни
на наши в натуре взрывные скидки!"

Ну что же, эфир кричит.
Вверху, в густой темноте,
тревожные смс сбиваются в стаи.
А ночью город не спит -
считает своих детей,
никак не может понять,
кого не хватает.

* * *

Feb. 17th, 2010 01:02 am
lllytnik: (Default)


Ты думаешь: когда увидишь его,
кровь твоя превратится в сидр,
воздух станет густ и невыносим,
голос - жалок, скрипуч, плаксив.
Ты позорно расплачешься
и упадёшь без сил.

А потом вы встречаетесь, и ничего:
никаких тебе сцен из книг.
Ни монологов, ни слёз, ни иной возни.
Просто садишься в песок рядом с ним,
а оно шумит
и омывает твои ступни.

* * *

Feb. 6th, 2010 12:34 am
lllytnik: (gogh)
В.

Они достают свой возраст
как действенный аргумент.
Как будто кругом не люди, а коньяки,
Как будто есть что-то лучше, чем ждать прилёта комет
и радужных птиц нектаром поить с руки.
Они атакуют скопом в надежде поймать свой шанс
попасть под шумок с тобой на корабль ноев.
Спокойней.
Не делай пауз, но двигайся
не спеша,
оставь им свою улыбку, а остальное
храни в толще темных вод, как древняя крошка Нэсс,
в холодной тиши, где рыбы, вода и камень.
Не нужно бояться пафоса,
он - лучший друг клоунесс.
Кривляйся,
дерзи,
позируй для фотокамер.
Старайся реветь поменьше: испортишь хороший грим,
зачем тебе в двадцать с гаком - ряды морщин?
В тебе мириады сказок, о них и поговорим.
О том, как тебе несладко -- молчи.
Молчи.

Яшка

Dec. 19th, 2009 06:29 am
lllytnik: (Default)
Здесь, в лагере, все выглядят одинаково: короткие шорты, пилотка с клеймом отряда. Вот мы наблюдаем девятилетнего Якова, он каждое лето здесь - три месяца кряду. Его отправляют в лагерь почти с пелёнок: бюджетное место, кормёжка, присмотр, "зарницы". Угрюмый с виду, а так нормальный ребёнок... ну, разве что незнакомых слегка боится. Цепляет старших меткими злыми фразами, но вежливо, не хамит, меру знает четко. У Якова волосы иглами дикобразьими торчат, не желая укладываться в прическу. У Якова горб на спине, глаза цвета чая, лицо неподвижно, как будто из монолита. Вожатые с удовольствием отмечают, что сверстники не смеются над инвалидом. Напротив, заботятся, лезут вон из кожи: кровать у окна, лишний завтрак, кивки, объятия...

У Якова при себе настоящий ножик, и он никогда не стесняется применять его. У Якова меткий удар и такая силища, что можно вбивать в промерзшую землю сваи, а то, что никто вожатым не доносил ещё, так он обещал прирезать, если узнает.
У Якова в голове закипают замыслы, он тащит их к речке, глядит на мутную воду, высматривает русалок в прибрежных зарослях.

Ему суждено прожить сто четыре года: стать доктором двух наук, написать три повести, которые, разумеется, все читали, быть битым за гонор и горб, за напор и стиль, за яркие необязательные детали.
Стать знаком и эталоном, классиком жанра, на каждом фуршете расхаживать с новой спутницей.
Стать дедом без внуков, едким, сухим, поджарым, ночами ждать, когда потолок опустится и станет тягучей бездной, чтобы вобрать его.

Вот вынырнули русалки, зовут купаться. Он должен быть в корпусе до половины третьего, купаться сегодня не выйдет - уже два двадцать. Он вскакивает и мчится через кустарник по узкой тропинке к секретной дыре в заборе.

Он будет владельцем замка с конюшней, псарней и лестницей, уходящей с порога в море, он будет покорен логосу безучастному, он будет всевидящ, как многоглазый Аргус.

Но это потом, когда-нибудь, а сейчас ему неплохо бы пережить свой девятый август. Он точно знает: кто-нибудь да обманет, нельзя позволить себе ни одной промашки. Стальная бабочка у него в кармане мечтает о тонких крылышках и ромашках.
lllytnik: (serov)
Однажды тебе перепадает фамильная брошь,
а ты недостаточно для неё хорош.
Не стар, не лощен. Звенишь и блестишь, как грош.
Залечиваешь за месяц любую брешь,
С большим вдохновением врёшь,
с аппетитом ешь.

Ты слишком беспечен, резок и бестолков
для гладких камней, серебряных завитков,
отглаженных лацканов, пышных воротников,
таких, что от зависти в трещинах шкаф,
из кружева и шелков.
Что за толк в шелках?

Носить эту роскошь такому, как ты, негоже,
поэтому ты пристегиваешь её прямо к коже,
чтобы чувствовать боль и становиться ещё моложе,
безумнее, веселее... дурак со стажем
при музах в цветочной ложе,
при мертвых в их экипаже.

Никто ничего не скажет:
кривляйся, реви, дуркуй.
Вечно нагой малыш
с дырочкой в правом боку.

* * *

Oct. 27th, 2009 02:11 pm
lllytnik: (Default)
Когда в дощатую крышку входит последний гвоздь,
Внутри, вопреки ожиданиям, не смещается ось,
В гриве не добавляется серебристых волос,
Просто думаешь "Всё, началось".

Тебе достался отличный социальный пакет:
Волшебнейший Неверленд, опаснейший Нантакет.
Видишь высокую даму там, вдалеке,
С лезвием на древке?

Она окружит тебя вихрем ласк своих и забот,
Считай её нянькой, участливой фрёкен Бок.
Пока тебя не поманят за море труба и гобой,
Она будет присматривать за тобой.

Поблажек не жди, надеждой себя не тешь.
Она не даст тебе медлить и заниматься не тем,
Ты будешь крепко пришит десятком её нитей
К немоте, к темноте.

Смотри, она уже становится за плечом
И начинает отсчёт.
lllytnik: (gogh)
(как бы фанфик)

За яблоневою дверцей, за стареньким фонарём
храните обмылки сердца, последний радушный дом.
Покуда снаружи худо, внутри -- весна и покой.
Сидите в шкафу, покуда снаружи -- сорок второй.
Живите, как королевы, домашний чтите уют,
покуда дочери Евы пилотки и раны шьют.
Живите вдали от дома, как гордые короли,
пока сыновья Адама летят под команду "пли"
за край, к золотому небу, к сиреневым берегам,
уходят в сырую небыль, в неведомый край и там
становятся барсуками, волшебной цветной мошкой,
народом, верящим в камень, осиной, дубком, ольхой
и прочей разумной флорой. Всем тем, что укроет вас,
когда разбомбили город, и мама уже мертва.
lllytnik: (pablo)
Свет мягок, и дверь заперта.
Здесь каждый -- с каким-то изъяном.
Вот малый, плюющий в стаканы.
Разделавший тётушку в ванной.
Пустивший каймана в фонтан.
Маньяки,
льстецы,
клептоманы:
коктейль для особых гурманов,
любителей слухов и тайн.
Скрестивший блоху и кота.
Учивший младенцев летать
ночами у края карьера.
Мошенники и браконьеры.
Воронам и крысам под стать,
внебрачные отпрыски ночи,
отбросы с самого дна,
неплохо живущие на
доходы с продажи почек.
Я тоже порою... а впрочем,
вам лучше об этом не знать.

Мы все не в своём уме.
Здесь каждый юрист и бармен
владеет своим амбаром
с довольно редким товаром --
от саламандр до комет.
В моём сундуке кентавр,
в мешке голова горгоны,
в жестянке спрут; гнев и гонор
в груди,
на ладонях тальк.
Здесь каждый -- брехун и плут,
мы лжем с душой, вдохновенно
о вечном, о снах, о бренном --
вы верите этим бредням,
на том и стоит наш клуб.

* * *

Oct. 9th, 2009 09:41 am
lllytnik: (gogh)
Октябрьский мрак тревожней ночного зверька.
Волокна сна легче дыма, острее игл.
Бордовые призраки роз, засушенных в книгах,
Клубятся вдоль полок, стекают по корешкам.

Сгоревшие письма летят из камина в ночь,
Скелеты выходят из спален и гардеробов,
Запретные мысли в худых арестантских робах
Бредут по двору, заглядывают в окно.

Октябрь - репетиция смерти. Как бы легко
Строка ни вилась, голос только темней и глуше.
Из серых ракушечных бус выползают души
Моллюсков, погибших русалок и моряков.

Profile

lllytnik: (Default)
lllytnik

December 2017

S M T W T F S
     12
3456789
10111213 141516
17181920212223
24252627282930
31      

Syndicate

RSS Atom

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jul. 11th, 2025 09:56 am
Powered by Dreamwidth Studios