У порога на выброс

Узнаёшь, что устал, в ту секунду, когда
чуть оттенок меняет вода,
и для каждого цвета ты помнишь слова —
эти два — и других двадцать два.

Мы прибудем на место часов через пять,
нужно только чуток подождать.

После шторма в тумане сирены поют,
обещают придонный уют.
Жизнерадостно машем девицам нагим,
завываем истершийся гимн.

Нам осталось скитаться всего ничего,
пару дней или вроде того.

Пахнет соснами — воздух ноздрями втяни —
скоро мы отдохнем в их тени.
Будем слушать, как песню, мешая уху,
визг цикадный, совиный "уху".

Мы закатим огромный, грохочущий пир,
три недели осталось, терпи.

Капитан замолчал сорок суток назад,
но как будто бы даже и рад.
При луне он вдоль палубы бродит во сне,
серебрится плавник на спине.

Скоро в дымке опаловой берег взойдет,
ждать осталось не больше, чем год.

Нависая над картой в бездомье ночей,
мы глазеем с умом и свечой
на проложенный курс -- между мысом родным
и невзрачным кофейным пятном.

Разбредаемся тихо по норам кают,
на пол стряхивая чешую.

как ладьи изрезали плоть реки
как бобров утягивает под киль
как ползут по полю волков полки
у степи на холке
торчком штыки
как дрожат зайчишки в кустах ракит
велики им сабельки и портки
и сердечки зайчикам велики
бьются рыбой в ребра
стучат в виски

а напишут
мчались за мать
отца
трубы
скажут
выли
кимвал бряцал

хуже зайки серого
нет бойца
кроме страха зайке никто не царь
он лежит в атаку
не двинется
тьмой плюёт война
каракатица
смерть губами чмокает
ца ца ца
не вдохнуть
не поднять из травы лица

зайка
трус и тряпка
и бездарь
но
только он найдёт нас
сойдёт на дно
только зайчик маленький сунет нос
в самый гиблый омут
в гнилую ночь
страшно страшно тошно
темно темно
он дрожит от ушек
до ватных ног
но плетётся
жалкий
больной
смешной
за тобой
и потом за мной

                                                Ильченьке ilyushka

Как под лысой горой собирают медведи хмель,
набивают подушки, вышитые крестом,
как в паучьих селениях шали плетут к зиме,
как луна наливается мутным молочным льдом,
как мертвеет трава, зябнут корни, чернеет пруд,
застывает стеклянной жилой подземный ключ,
как зайчата глодают ветки, дерут кору,
как горька брусника, мох мягок, и тёрн колюч.
По душистым еловым иглам, листве гнилой,
осторожно ступай, малыш, не порань ступней,
отыщи ветлу, полезай в дупло, там тепло.
Спи, малыш, до весны,
я найду тебя по весне.

Слушай, слушай, малыш, как вороны говорят,
как куницы и лисы учат щенков петлять.
В черных бочках моченые яблоки сентября,
в остывающей печке ящерка на углях.
Ищет, ищет Яга в лесу маслят да малят.
Гонит, гонит чертей со двора петушиный крик.
Под пятнистым коровьим боком телята спят.
Съест хозяин корову -- косточки прибери,
заверни в платок, завяжи простой узелок,
закопай в перекрестье дорог, поливай да пой:
утром вырастет вяз, полезай в дупло, там тепло.
Спи, малыш, до весны,
я вернусь за тобой весной.

Как бродячие псы жмутся к люкам у теплотрасс,
ветер стонет, изрезавши брюхо о провода.
Как закат исходит на лёд, меняет окрас.
Холод, холод идёт, тепла ему не отдай.
Избегай разговоров с людьми, не бери даров,
сны храни в кульке, к груди прижимай кулёк.
Ты для них артефакт, сердце лета, свежая кровь,
дефицитный продукт, редкий радужный мотылёк:
изловить, засушить, к стенке пробковой приколоть.
Не ищи ночлега -- в Коломенском старый дуб,
шесть веков ему. Полезай в дупло, там тепло.
Спи, малыш, до весны.
А весной я тебя найду.