У порога на выброс

Третий раз тебе повторяю,
верни мне мать.
я вспорю твоё брюхо, напихаю камней и веток.

Рыба бьется, как рыба об лёд,
объясняет и так и этак,
но сдается и понимает, что проще дать.
Не отпустишь на волю старуху добром,
ну что ж —
брось под печь моё слово, спи себе на полатях.
Слышь, она придёт не одна, ты готов принять их?
Всех ли знаешь ты, недоумок, кого зовёшь?

Он врывается в избу,
рукавом утирая лоб,
вносит запах браги и пота -- дух человечий.
И швыряет в подпечье косточки щучьей речи,
щучью песню мычит в теплый зев,
свиристит в хайло.

К ночи печка проснётся, застонет и задрожит,
отзываясь на странный стрёкот в далекой чаще:
и родит их — в золе и глине, слепых, молчащих —
одного за одним, дымящихся, как коржи.

Завизжат невестки, братья выкатятся, бранясь.

Первой встанет она,
или некто в её обличьи,
вскинув тощие руки, вертя головой по-птичьи,
выдыхая с кошмарным хрипом мальков и грязь.
За спиной отец -- опалённая борода.
Следом старшие сёстры -- беззубы, простоволосы.
И десятки других: все, как он, черны и курносы,
держат копья, кирки и клещи, серпы и косы.
Ходят, шарят ладонями, трогают всё без спроса,
кружат, мнутся, зудят, как осы,
скрежещут “дай”.

Он влезает на печку, спасаясь, как от реки,
от кишащих внизу голов, и локтей, и пальцев.
Печь срывают с помоста под хохот "пора купаться"
и выплескивают во двор, как мосол с водицей,
выбив дому родному и рёбра, и позвонки.

Поднимают на плечи, покачивая, несут,
подминая случайно встреченных на дороге.
Все: поеденные чумой,
порубленные в овраге,
изведенные голодом,
смолотые в остроге,
отравившиеся полынью,
угодившие в полынью.
Дура, просто верни мне мать.

Все шагают к царю --
немного потолковать.

Выходит конферансье,
говорит невнятно и длинно.
Если вкратце:
сегодня у нас -- малыш чиполлино,
но прежде, чем мы его нашинкуем
и будем есть,
он прочтёт нам сцену-другую
из собственных пьес.
Выходит некрупный лук,
невзрачный, слегка нелепый,
смотрит в гудящую тьму,
сощурившись слепо,
в неловком поклоне сгибается до земли.
Срывает с себя
коричневый хрусткий лист.

А следом второй,
и третий,
яростными рывками,
многим хочется отвернуться
или там бросить камень:
что угодно, только чтобы он
перестал.
На нём остаются два
золотых листа --
последняя тонкая, бесполезная кожа.
Он делает паузу, с треском
срывает и эти тоже.
Стоит обнаженный, бледный,
как больной или пленный.
В электрическом свете,
в шелухе по колено.

И вот тут уже все ревут,
растирая по лицам слёзы.
Даже снобы бобы, капризные вишни,
надменные розы.
Испуганные картошки
закрывают детям глаза.
Томатов тошнит, огурцы покидают зал.
Хозяин зала,
почтенный старый редис,
мрачно курит в закрытой ложе
и смотрит вниз:
испортил вечер, писака,
вечно с ними вот этот разврат.
Всё,
никаких больше луковиц --
только клубничка
и виноград.

Я буду, конечно, бездельник Том -- не самый удачливый из котов,
Умеющий вляпаться, как никто, в какой-нибудь переплёт.
Ты будешь Джерри -- грызун и дрянь, известный умением кинуть в грязь
И изворотливостью угря; коварный, как первый лёд.

Мы будем жить для отвода глаз в каком-нибудь Хьюстоне, штат Техас,
И зрители будут смотреть на нас с пяти часов до шести.
Ты выдираешь мои усы, я сыплю мышьяк в твой швейцарский сыр,
И каждый из нас этим, в общем, сыт, но шоу должно идти.

Весь двор в растяжках и язвах ям, вчера я бросил в тебя рояль,
Но есть подтекст, будто мы друзья, а это всё -- суета.
Нам раз в неделю вручают чек. Жаль, сценарист позабыл прочесть,
Что жизнь мышонка короче, чем... короче, чем жизнь кота.

Надежда -- в смене смешных гримас, в прыжках, в ехидном прищуре глаз,
В отсутствии пафосных плоских фраз, в азарте, в гульбе, в стрельбе...
Ты сбрасываешь на меня буфет кричу от боли кидаюсь вслед
бегу и вроде бы смерти нет а есть только бег бег бег


=========================

И ниже -- чудесный перевод на английский Тима Скоренко nostradamvs
По-моему, он вообще невозможное сделал.
( Read more... )

Уважали дядю Стёпу
За такую высоту.
Шёл с работы дядя Стёпа -
Видно было за версту.
СМ

Степан просыпается рано -- после семи не выходит спать.
Встаёт, стопкой книг подпирает продавленную кровать.
Идёт умываться, в проёме дверном не застряв едва.
Решает не бриться: зачем? Весь день в дому куковать.

Стоит у конфорки, согнувшись, накинув пальто из драпа:
"Как холодно, Господи, а ведь уже середина лета..."
Квартиры в старинных домах бывают похлеще склепа.
Степан хочет сесть на стул, но, подумав, садится на пол.

Вчера приходил репортёр: микрофон на манер тарана.
Хотел секрет долголетия, обстоятельства смерти сына,
Рассказ, как живётся в бывшем Союзе бывшему великану...
Степан бормотал бессвязно, сидел пустым манекеном.
А что тут расскажешь? Автору
приспичило сдобрить поэму пафосом.
Мол, "будет герой жить вечно"...
Вечно.
Попробуй сам!

Сегодня мутно и тихо, от пола ног не отнять,
Согреться бы как-то, убить бы ещё полдня --
Часов до шести, в шесть обычно детишки приходят и в дверь звонят,
И тащат его во двор показывать очередных щенят,
И вечно им нужно снимать с берёзы какого-нибудь кота,
И виснут на нём, и просят: "На плечах покатай".

Но самое главное, они ему не велят сутулиться.
Степан выдавливает себя из сырой квартиры на улицу,
Степан распрямляет плечи,
вытягивается
во весь свой
огромный
р о с т,
Степан становится выше заборов,
выше вороньих гнёзд.
"Деда, а можешь достать до звёзд?"

Нет, говорит Степан,
только до третьего этажа.
И смеётся так,
что во всём квартале
стёкла дрожат.

Ну, здравствуй, лётчик.
Ты назвал бы шутником,
Тебе сказавшего, что «мальчик остаётся».
Я от замашек балаганного уродца
С тех пор избавился, как будто, целиком.
Вот, разве что,
услышать зов колодца,
Какой бы ни был жаждою влеком,

Не удаётся.

Как я живу здесь?
Сыто и богато.
Земля – прекраснейшая из моих планет.
Я ем баранину на завтрак и обед
И зависаю на игральных автоматах.
Вот, разве что,
угнаться за закатом,
Немного передвинув табурет,

Не выйдет. Нет.

Давай не будем
ставить глупых точек.
Не придавай значения речам.
Змеиный яд немного подкачал.
Я отравился этим ядом, лётчик.
И отличить один цветок
от прочих,
Как раньше я, бывало, различал,

Не получа...

Куда лететь?
Процесс необратим.
Да у меня багаж не меньше тонны –
Кредит за дом, счета за телефоны,
Приятели,
подруги,
побратим...
Тяжелый пыльный город.
А над ним звенят о чем-то звёзды.
Тихий звон их

Невыносим.

Когда разобьёт паралич усталого Буратино,
Его отвезут на склад со всякими деревяшками.
(А что? Весьма неплохая, добротная древесина)
Не глядя, швырнут на полку со скрипками, неваляшками.
Завалят сверху матрёшками
И прочими погремушками.

Он от роду не был прост, ходить не желал под леской
И польку не танцевал с другими марионетками.
А ежели в драку лез, то повод и впрямь был веский.
Нанять потом адвоката попробуй -- с пятью монетками.
С прохлопанными задатками
И устаревшими шмотками.

Он не был могучим энтом, не знал пилы и камина.
Не воевал наёмником у старого сэра Джюса.
Обычный сухой чурбан, как говорила Мальвина.
Фарфоровой дряни дай лишь повод -- окрестит трусом.
А он ведь ходил по трассам,
и лез на вершины без троса.

И морем ходил не раз, имел небольшое судно.
А что говорят "не тонул", оставьте, заткните уши.
Он просто в любую бурю умел не терять рассудка.
Титаник пошёл ко дну, но вряд ли был чем-то лучше.
Здесь в каждой вонючей луже
Своя правдивая лажа.

Стругаю бирюльки детям. Тружусь. Набиваю руку.
Как жаль. Сыграл старый Карло в своей же работы ящик.
Мне пары лет не хватило освоить его науку.
Я максимум мелкий резчик -- недоучки образчик.
А, впрочем, был бы заказчик --
Работник своё обрящет.

На деревянном срезе потемневшие кольца:
Отметины тяжких лет: Холодный. Тоскливый. Долгий.
Но вырезать человека пойди-найди добровольца.
Шепчу "Прости меня, Брат". Ты будешь каминной полкой.
И круглой резной шкатулкой,
И новой модной заколкой.

(триптих)

1.
- Кто плачет так горько за той стеной
в восточном крыле дворца?

- Хозяйская дочь скоро станет женой
в оплату долгов отца.

- Так, стало быть, будущий муж богат
и знатен. К чему скандал?

- Ах, знал бы ты, брат, что о нём говорят.
Ах, если бы ты только знал...
И груб, мол, и зол, и страшен на вид.
А глянет – прожжет насквозь.

- Так пусть глядит в потолок.
И молчит,
чтоб повода не нашлось.
( Read more... )

Я могу рассказать, каково возвращаться обратно
На каминную полку сквозь злую зеркальную гладь.
Как небрежно пасьянсы рукою раскладывать ватной
И безмолвную пешку вперёд и вперёд подвигать.

Все цыплята владеют французским - поверишь едва ли.
Нам кухарка на ужин готовит цыплят табака.
А на завтрак сегодня сырое яйцо подавали,
Я осколки пыталась собрать, но не вышло пока.

Все цыплята владеют французским. Все кошки - цыплята.
Есть ли кошкам от этой идеи какой-нибудь прок?
В два часа - два часа изученья ученых трактатов.
В шесть часов - 5 o'clock. Добрый вечер, Клубничный Пирог.

Хочешь ты или нет - все цыплята владеют французским.
Да, дурная посылка подчас убивает игру.
Я могу научить, как читать этот бред без закуски,
Но науку мою ты опять позабудешь к утру.

Я могла бы сказать, каково возвращаться обратно.
Но в дверях гувернантка, в руках её - туфли и зонт.
Семь часов - время чинно бродить по аллеям опрятным,
С каждым шагом тебя забывая, мой ласковый Дронт.