* * *

Тот, кто летал,
лежит на спине
на простыне
в тишине.

Это если смотреть с земли.
Если с неба -- лежит на дне.

Смотрит со дна
и видит огни,
шепчет "спаси сохрани".
Тот, кто летал, понимает, что,
кажется, это за ним.

Тот, кто летал,
был весел и смел,
всё раздал, что имел,
взял, что посмел,
был любим и глуп,
черен от гнева,
от боли бел.

Тот, кто стоял за его плечом,
просто однажды стал ни при чём,
может устал,
заболел,
забыл.
Тот, кто летал, обречен

выть
от фантомной боли в крыле,
тщетно пытаться отмыть стекло
и изрыгать только хрип и треск,
кашлять
обрывками слов.

Тот, кто летал -- на остром свету.
Взмыл и набрал высоту.
На этажерке.
Чадящий хлам.
Думал, что будет ТУ.

Вот он садится на пустоту,
спрыгивает в пустоту,
курит
и гладит
чужой самолёт:
всё, остаёмся тут.

Вот он идёт,
и идёт легко,
тянется след неровной строкой,
пусто -- ни мальчика, ни змеи.
Свет облака молоко.
Край.
А за ним -- тишина без дна.
В бездне четыре смешных слона.
Надо же, думает,
вот те на.

Как ты?
шепчет жена.
Кажется, легче, летал во сне.
Мёрзну.
Иди ко мне.